Сутра о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы
и понимание Л. Н. Толстым "Царства Божия внутри вас"
(сравнительный анализ)
Хорошо известно, что великий русский писатель Л. Н. Толстой (1828 - 1910) являлся крупнейшим религиозным мыслителем, много думавшим об истинной "природе" человека. Л. Н. Толстой оставил завершенных 164 трактата и публицистических статьи, большинство из которых были посвящены этическим и социальным исследованиям, но в которых он поднимал также религиозные и философские проблемы. Во второй половине 70-х годов XIX в. писатель пережил религиозный кризис, и естественно, что все это не могло не найти отражение как в его художественном творчестве, так и в религиозно-философских трактатах, которые Л. Н. Толстой создавал в 80-х годах XIX в. - первом десятилетии XX в. Еще в 1910 г. русский мыслитель В. Базаров писал: “Толстой впервые объективировал, т. е. создал не только для себя, но и для других, ту чисто человеческую религию, о которой Конт, Фейербах и другие представители современной культуры могли только субъективно мечтать”. Таким образом, особый интерес для нас представляют его трактаты 1880 -1900 годов. Возможно, имеющими наибольшее значение для исследования нашей темы являются такие его сочинения:
“Исповедь” (1879-1882)
“Соединение и перевод четырех Евангелий” (1880-1881)
“В чем моя вера?” (1884)
“Зачем я живу?” (1891-1895)
“Царство Божие внутри вас” (1893)
“Христианское учение” (1894-1896)
“Недельные чтения” (1896)
“Что такое религия и в чем сущность ее” (1901-1902)
“О сознании духовного начала” (1903)
Писатель был православным христианином, и в основе его размышлений о человеке лежали, безусловно, христианские представления. Писатель в конечном счете пришел к выводу о неверности сложившихся и канонизированных ведущими конфессиями христианских истин, что привело к его размежеванию с Русской Православной Церковью и отлучению от последней. Л. Н. Толстой серьезно интересовался другими религиями и религиозно-философскими учениями (прежде всего индийскими и китайскими), хотя говорить об "инославных" влияниях на формирование миросозерцания Л. Н. Толстого, конечно, было бы преувеличением. Тем не менее, понимание писателем ряда важнейших проблем, в частности, антропологических, функционально соотносится с их трактовкой другими мировыми религиями.
С этой точки зрения, безусловный интерес представляет сравнительное изучение взглядов на "природу" человека Л. Н. Толстого и трактовки данной проблемы в Сутре о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы (санскр. Саддхарма
-пундарика-сутра), которая наряду с другими известнейшими сутрами - со сводом сутр о праджня-парамите, Сутрой о Вималакирти, махаянистской Сутрой о Нирване, некоторыми разделами Сутры о Величии Цветка, относится к ранним сутрам так называемого "нового" буддизма, начавшего оформляться на рубеже новой эры и получившего среди его приверженцев название "махаяна" (санскр.), т. е. Великая Колесница в противоположность "старому" буддизму, который последователи "махаяны" назвали "хинаяна" (санскр.), т. е. Малая Колесница. Со временем Лотосовая Сутра, как принято называть Сутру о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы, стала самой популярной и одной из наиболее влиятельных буддийских сутр в Дальневосточном буддийском мире, а идейный комплекс, запечатленный в ней, составил основоположения буддизма махаяны вообще. Как мы увидим, представления Л. Н. Толстого о "природе" человека соотносятся прежде всего с фундаментальными положениями "нового" буддизма.Известен глубокий и стойкий интерес Л. Н. Толстого к буддизму. Он неоднократно упоминал о Будде в своих сочинениях, писал о нем. В частности, 18 февраля 1910 г., в год своей смерти, писатель закончил предисловие к статье П. А. Буланже о Будде, которая вместе с этим предисловием была издана в виде отдельной брошюры в издательстве "Посредник" (Москва), до конца жизни читал буддийские тексты, которые производили на него очень большое впечатление. Следует сказать, что Л. Н. Толстой внимательно изучал переводы буддийских источников. В его библиотеке хранятся - работа “Буддизм. Исследования и материалы” крупного русского буддолога И. П. Минаева, изданная в 1887 г. в Санкт-Петербурге, переведенные Н. И. Герасимовым на русский язык с английских переводов (сделанных с языка пали) - изданные в Москве в 1899 г. “Сутта нипата” и изданные там же годом позже “Буддийские сутты”. В
указанных работах представлены важнейшие тексты хинаянистского буддизма из так называемой “Типитаки” с многочисленными пометками Л. Н. Толстого, свидетельствующими о его интересе к этим книгам. Кроме того, в библиотеке писателя хранятся такие издания, как Bhikku Nyanatiloka. “The Word of Buddha” (Rangoon, 1907); Subhadra Bikschu. “Buddhistischer Katechismus zur Einfuehrung in die Lehre des Buddha Gotamo” (Leipzig, 1908); Freydank B. “Kleiner buddhistisher Katechismus, ein Hilfsbuechlein zum erstem Studium des Buddhismus” (Leipzig, 1904); “Buddhistischer Vergissmeinnicht, eine Sammlung buddhistischer Sprache fuer alle Tage des Jahres” (Leipzig, o. J.); Carus P. “The Gospel of Buddha. According to Old Records” (Chicago, 1895, 1905) и “Nirvana. A Story of Buddhist Philosophy (Chicago, 1896), последняя работа была переведена на русский язык П. А. Буланже и издана в Моск-ве в 1901 г., а также некоторые другие.Л. Н. Толстой достаточно хорошо знал труды буддологов XIX в. Выше уже упоминалась работа И. П. Минаева. В библиотеке писателя хранится также изданная в 1907 г. в Москве монография “Будда. Его жизнь, учение и община” Г. Ольденберга, переведенная с немецкого языка. Надо сказать, что книга Г. Ольденберга является одной из самых значительных работ европейской буддологии XIX в. Л. Н. Толстой читал изданную на французском языке работу М. Мюллера “Essais sur l’histoire des religions”. Л. Н. Толстой был знаком и с другими европейскими работами о буддизме (прежде всего немецких индологов Г. Пишеля и Г. Ольденберга, а также одного из самых крупных буддологов того времени английского ученого Т. Рис Дэвидса, чьи книги переводились на русский язык). Таким образом, судя по сохранившимся в библиотеке Л. Н. Толстого книгам, он намного лучше любого русского писателя XIX - начала XX вв. был знаком с буддизмом по буддийским источникам в переводах на европейские языки и по книгам об этой мировой религии, выходившим в то время. Однако, все, с чем был знаком Л. Н. Толстой, касалось главным образом буддизма хинаяны. Его знания о махаянистском буддизме, ставшим мировой религией, были минимальны. Правда, это было в немалой степени обусловлено уровнем развития европейской и американской буддологии того времени.
Следует подчеркнуть, что знакомство именно с такого рода буддийскими источниками и буддологическими трудами в конечном счете и предопределило взгляд писателя на эту мировую религию и понимание ее сути, что в полной мере выразилось в его знаменитом сочинении “Исповедь”, в котором Л. Н. Толстой полнее, чем в других своих произведениях, высказывался о буддизме. В частности, он пересказывает известную историю о встрече царевича Сиддхартхи, будущего Будды Шакьямуни с древним старцем, больным человеком, похоронной процессией и заключает: “Сакиа-Муни (Л. Н. Толстой имеет в виду Сиддхартху - А. И.) не мог найти утешения в жизни, и он решил, что жизнь - величайшее зло, и все силы души употребил на то, чтоб освободиться от нее и освободить других. И освободить так, чтоб и после смерти жизнь не возобновлялась как-нибудь, чтоб уничтожить жизнь совсем в корне. Это говорит вся индийская мудрость”. Здесь мы видим весьма типичную для Л. Н. Толстого оценку буддизма как сугубо пессимистической религии, которую можно увидеть практически во всех заметках писателя о буддизме. Тем не менее, общая оценка буддизма Л. Н. Толстым положительная, так ему, очевидно, импонировало провозглашаемое в буддизме спасение от зла. В частности, в одном из главных своих религиозных трактатах “В чем моя вера?” писатель подчеркнул, что суть буддизма заключается “в учении о том, как каждому спастись от зла жизни”. Кроме того, в трактате “Христианское учение” он подчеркнул, что лучшие умы человечества, в том числе Будда, осознали противоречие между “жизнью человеческой, требующей блага и продолжения ее, и неизбежностью
смерти и страданий”.Что касается Лотосовой Сутры, то при жизни писателя было сделано два ее перевода на европейские языки: Э. Бюрнуфом - на французский и Х. Керном - на английский, но в библиотеке Л. Н. Толстого их издания отсутствуют, и неизвестно, видел ли их писатель. О существовании же сутры он, судя по всему, знал, поскольку в его библиотеке имеется, хотя и разрезанная только частично, книга Lafcadio Hern “Gleanings in Buddha-fields. Studies of Hand and Soul in the Far East (Boston - New York, 189
7), где в главе IV “Dust”, которая открывается цитатой из Лотосовой Сутры. L. Hearn заключает главу махаянистскими по духу словами, выделенными курсивом: “there shall not remain even one particle of dust that does not enter into Buddhahood”. Однако неизвестно, прочитал ли писатель эти слова.Сходство суждений великого писателя и крупного религиозного мыслителя о человеке, основополагающие положения его моральной философии с идеями, запечатленными в Лотосовой Сутре, стало результатом его размышлений. Как мы увидим, заключения Л. Н.Толстого об истинной "природе" человека и о "Царстве Божьем внутри вас" перекликаются с буддийскими представлениями, выраженными в Лотосовой Сутре, хотя базировались, безусловно, на совершенно разных исходных посылках (назовем, к примеру, христианскую идею Творения, совершенно чуждую всем течениям буддизма, но которую безоговорочно принимал Л. Н. Толстой). Однако познакомимся сначала с главными идеями этого великого текста махаяны
.В Лотосовой Сутре Будда Шакьямуни возвестил о трех основополагающих истинах махаянистского учения, не ставившихся под сомнение ни одним течением Великой Колесницы - о возможности для каждого живого существа стать буддой, о вечности Шакьямуни (последнее утверждения предвосхищало разработку краеугольной для махаяны доктрины о Трех Телах Будды) и о бодхисаттве - совершенном человеческом существе, постигшем
исконное наличие в себе "природы" будды и стремящемся в полной мере реализовать эту "природу" (т. е. все качества, присущие буддам) посредством деяний, носящих альтруистический характер и направленных на спасение живых существ от страданий, а также о ряде сопряженных с ними важнейших положениях буддизма махаяны.В Лотосовой Сутре выделяются две части: 1] так наз. "вступительные проповеди" - проповеди Будды Шакьямуни своим слушателям до того момента, как он поведал о своем бессмертии (первая половина текста, главы I - XIV); 2] так наз. "основные проповеди" - проповеди "вечного" Будды (вторая половина текста, главы XV - XXVIII).
Во "вступительных" проповедях Будда возвестил о возможности всех живых существ без исключения стать буддами, но еще не открыл своей истинной "природы". Слушающие его не сомневаются, что перед ними бывший царевич Сиддхартха, достигший просветления под деревом Бодхи “сорок с чем-то лет назад”, т. е. "исторический" Будда Шакьямуни, как принято называть его в буддологической литературе. Выделение в отдельную главу проповеди Шакьмуни с предсказанием о том, что буддой станет и Девадатта, двоюродный брат царевича Сиддхартхи, внесший смуту и раздор в сангху, основанную Шакьямуни и признававшийся в хинаяне величайшим грешником среди людей (в хинаянистских сутрах говорится, что Девадатта неоднократно покушался на Шакьямуни и в конце концов еще при жизни попал в ад), как бы подчеркивает высокое функциональное значение этих слов Будды Шакьямуни и значимость генеральной сотериологической установки Лотосовой Сутры.
В "основных" проповедях Будда говорит слушающим его, что обрел просветление в безгранично далеком прошлом, и жизнь его будет продолжаться бесчисленно долгое время, т. е. открыл слушающим, что Будда вечен и отнюдь не вступит в нирвану "без остатка", т. е. в абсолютное небытие, что является основной характеристикой хинаянистской нирваны. Кроме того, из рассуждений Шакьямуни вытекает, что все многочисленные будды - это "частные" тела Будды (т. е. эманации из "всего тела" Будды, появляющиеся в разных мирах и веках), и он сам является таковым, пребывая в человеческом мире в облике Шакьямуни - бывшего царевича Сиддхартхи, обретшего просветление под деревом Бодхи.
Надо сказать, что своеобразным лейтмотивом Лотосовой Сутры является утверждение о наличии в живых существах "природы" будды (яп. буссё), т. е. "качеств" будды, изначально наличествующих в каждом живом существе. Эта идея - одна из центральных, выраженных в Лотосовой Сутре и, может быть, самая главная из них, поскольку как раз наличие "природы" будды в живом существе делает возможным достижения им состояния будды. С этой точки зрения особый интерес представляют гл. XII “Девадатта” и гл. XX “Бодхисаттва Никогда Не Презирающий”. Как раз с содержанием гл. XX перекликаются представления Л. Н. Толстого о "Царстве Божием внутри вас" и о "непротивлении злу насилием".
Писатель пытался показать, что счастье человека (в самом высоком смысле) и его должный образ жизни зависит прежде всего от внутренних потенций человека, обусловлены "природой" человека, и именно в этом моменте наиболее явственно ощущается "перекличка" взглядов писателя и идей Лотосовой Сутры. В гл. XX рассказывается, что некий бхикшу-бодхисаттва “во всех местах, где [его] видели, кланялся бхикшу, бхикшуни, упасакам, упасикам и воздавал [им] хвалу, говоря такие слова: “Я глубоко почитаю вас и не могу относиться [к вам] с презрением. Почему? Вы все будете следовать Пути бодхисаттвы и станете буддами!” <...> Увидев издали [людей] из четырех групп, [он] подходил, приветствовал [их] и воздавая хвалу, говорил такие слова: “Я не могу относиться [к вам] с презрением, потому что вы все станете буддами!” В четырех группах были такие, кого охватывал гнев, и мысли у которых были нечистыми. [Они] злословили [про этого бхикшу], оскорбляли и поносили [его] <...> Так прошло много лет, и хотя [этого бхикшу] постоянно оскорбляли и поносили, [в нем] никогда не рождался гнев, и [он] все время говорил эти слова: “Вы станете буддами!”. Когда [бхикшу] произносил эти слова, люди побивали его палками или камнями, но отбежав на некоторое расстояние, [он] снова громким голосом кричал: “Я не могу относиться [к вам] с презрением. Вы все станете буддами!” И так как [он] всегда говорил эти слова, бхикшу, бхикшуни, упасаки и упасики, переполненные самодовольством, прозвали его Никогда Не Презирающий”. В конечном счете, этот бхикшу-бодхисаттва обрел неисчислимые блага, удлинилась его жизнь и в течение неизмеримо долгого времени он проповедовал людям Лотосовую Сутру. “Когда переполненные самодовольством четыре группы - бхикшу, бхикшуни, упасаки и упасики, презиравшие и ненавидевшие этого человека и называвшие [его] Никогда Не Презирающий, увидели, что он обрел великую силу божественных "проникновений", силу таланта проповедовать с радостью, великую силу доброго успокоения, и услышали [его] проповеди - все поверили, поклонились [ему] и последовали [за ним]. Этот бодхисаттва обратил также тысячи, десятки тысяч, миллионы живых существ, и [сейчас они] пребывают в ануттара-самьяк-самбодхи
”.Безусловно, Л. Н. Толстой употреблял главным образом христианскую терминологию, широко использовавшуюся в европейской религиозной и религиозно-философской литературе конца прошлого века, его труды изобилуют ассоциациями из Библии, однако при внимательном их изучении нельзя не заметить, что эти термины имеют, как мы увидим, не только ортодоксально христианское или философское значение.
Лейтмотивом большинства религиозно-философских трудов Л. Н. Толстого, написанных после 1881 г. и до конца жизни является утверждение о наличии в человеке "разума", "разумного сознания". Следует подчеркнуть, что функционально эти понятия Л. Н. Толстого являются тождественными буддийской праджне (совершенной мудрости, присущей Будде). Отвечая на вопрос “В чем сущность нового существа человека с пробудившимся разумом?”, он говорит в трактате “Зачем я живу?”: “В этом сознании себя не отдельным, телесным и смертным, а нераздельным, духовным и бессмертным существом и состоит сущность того нового существа, которое рождается в человеке при рождении его разумного сознания”. Совершенно очевидно, что "нераздельное, духовное и бессмертное существо", о котором говорит Л. Н. Толстой, функционально тождественно живому существу, реализовавшему свою "природу" будды. Недаром в том же сочинении “Зачем я живу?” он пишет: “Но разум, тот, который освещает нашу жизнь и заставляет нас изменять наши поступки, есть не иллюзия, и его-то уже никак нельзя отрицать”. Позже, в 1903 г., Толстой пишет в соч. “О сознании духовного начала”: “В действительности же истинную жизнь нашу составляет только сознание того духовного существа, которое отделено от всего остального и заключено в пределы тела и движения”. Свою идею о присутствии "бога" он, хотя и используя традиционную христианскую терминологию, выразил в трактате “Христианское учение”: “... кроме Бога, познаваемого, по христианскому учению, в самом себе как желание
блага всему существующему - любовь - человек, по христианскому учению, познает и вне себя, - во всем существующем”. С другой стороны, полагает Толстой, “Бог проявляется в разумном человеке желанием блага всему существующему и в мире - в отдельных существах, стремящихся каждый к своему благу”. В трактате “В чем моя вера?” он отмечает, что традиционный перевод в Евангелие от Иоанна (XII, 35) слов о "свете с вами" неверен, и правильно будет: "Еще на малое время свет в вас есть". Т. е. Толстой предполагает существование в человеке доброго начала. Наконец, в “Недельных чтениях” он с сочувствием цитирует русского религиозного мыслителя Ф. Страхова “Я и Бог - одно! - сказал учитель. - Но если вы считаете за Бога мое тело, то ошибаетесь. Если принимаете за Бога мое нетелесное существо, особое от других существ, тоже ошибаетесь. Не ошибаетесь только тогда, когда поймете в себе истинное мое я, то, которое действительно едино с Богом и одно во всех людях. Для того, чтобы понять это я, надо возвысить в себе человека”.Правда, следует заметить, что в Лотосовой Сутре идея о наличии в каждом живом существе "природы" будды выражена более отчетливо. В гл. XX рассказывается, что бодхисаттва Никогда Не Презирающий всегда говорил всем обижавшим его: “Я глубоко почитаю вас и не могу относиться [к вам] с презрением. Почему? Вы все будете следовать Пути бодхисаттвы и станете буддами”. Слова о том, что все люди обязательно откроют в себе Бога Л. Н. Толстой, кажется, никогда не говорил.
Итак, мы видим, что представление Л. Н. Толстого о наличии сущности Бога ("разума", "разумного сознания", "духовного") перекликается с идеей обладания человеком "природой" будды, выраженной в проповедях Будды Великой Колесницы, запечатленных в махаянистских сутрах и, может быть, наиболее ярко в Сутре о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы. Если говорить о Толстом, то в конечном счете его представления выкристаллизовались в утверждение "Царство Божие внутри вас", ставшее названием его трактата. "Царство Божие" - выражение из Библии, но слова Л. Н. Толстого передают состояние человека и могут быть истолкованы как функционально тождественные представлению о наличии в живом существе "природы" будды.
Л. Н. Толстой утверждал также, что открытие человеком своей истинной сущности подвигает его к совершению добра. Об этом он писал в “Христианском учении”: “<...> Как только человек пробуждается к разумному сознанию, сознание это говорит ему, что он желает блага <...> Существо, открываемое человеку его разумным сознанием, есть желание блага, которое и прежде составляло цель его жизни, но с той разницей, что желание блага прежнего существа относилось к отдельному одному телесному существу и не сознавало себя, теперешнее же желание блага сознает себя и потому относится не к чему-то отдельному, а ко всему существующему <...> Так что Бог, по христианскому вероучению, есть и та сущность жизни, которую человек сознает в себе и познает во всем мире как желание блага”. Здесь мы также можем найти сходство между взглядами Л. Н. Толстого и Лотосовой Сутрой, в которой открытие живым существом своей истинной "природы" (т. е. "природы" будды) предполагает совершение им добрых деяний.
Большую роль в этике Л. Н. Толстого играло его учение о непротивлении зле насилием и принцип любви к врагам. Как известно, писатель считал их важнейшими в жизни человека. В трактате “В чем моя вера?” он призывает понимать эти слова Христа из Евангелия (Толстой ссылается на Евангелие от Матфея, V, 39) буквально, не привнося в них дополнительный смысл. Однако, если иметь в виду представление Л. Н. Толстого о наличии в человеке "разумного сознания", то в понимании писателем слов о "подставлении щеки", "отдаче рубахи", "любви к врагам" проявится еще один аспект. Толстой имел в виду, что у того, кто собирается ударить по другой щеке, взять у человека вторую рубаху, все-таки проснется совесть, т. е. пробудится скрытое в нем "разумное сознание". Таким образом, в данном случае также просматривается сходство с Лотосовой Сутрой. В гл. XX о бодхисаттве Никогда Не Презирающий можно усмотреть аналогичную идею: когда в ответ на оскорбления и удары палками и камнями бодхисаттва Никогда Не Презирающий отбегал в сторону и повторял, что его обидчики все-таки станут буддами, т. е. реализуют свою истинную "природу", он безусловно полагал, что "природа" будды проявится в них в обязательно. Конечно, это сходство неслучайно - оно предопределяется одинаковыми (при всех оговорках) исходными посылками: наличием безусловно доброго начала в живых существах.
Итак, сравнительный анализ религиозно-философских сочинений Л. Н. Толстого, созданных во второй половине его жизни, показывает сходство взглядов великого русского писателя и идей, запечатленных в одной из самых известных махаянистских сутр - Сутре о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы, на сущность человека. Следует еще раз особо подчеркнуть, что речь не идет о влиянии на Толстого буддизма махаяны, которого он практически не знал, и Лотосовой Сутры, с которой не был знаком и о которой, может быть, только слышал. Л. Н. Толстой, несмотря на конфликт с Русской Православной Церковью, без всяких оговорок называл себя христианином, причем более православным, чем тогдашняя Православная Церковь (хотя, этот вопрос, конечно, весьма спорный). Тем не менее, близость толстовской антропологии к представлениям о "природе" человека в Лотосовой Сутре несомненна, но она обусловлена, как уже говорилось, сходством исходных посылок и более или менее одинаковой логикой их развития: присутствующее в человеке "разумное сознание" ("природа" будды) в той или иной форме реализуется, и в деяниях человека проявляется то доброе, что исконно присутствует в его "природе". Как раз в этом и заключается сходство между учением, запечатленным в Лотосовой Сутре, и учением Льва Толстого.
А. Н. Игнатович